День под знаком Mesmerica

Я обожаю музей Omniversum в Den Haag.

Хотя он называется музеем, по сути это скорее кинотеатр — но не обычный.
Куполообразный экран, похожий на планетарий,
настолько заполняет всё поле зрения,
что создаётся ощущение, будто твоё тело полностью погружается в другой мир.

Прошлой зимой я посмотрела здесь фильм, основанный на знаменитом альбоме Dark Side of the Moon группы Pink Floyd.
Фильм был настолько хорош, что я пришла снова с другом, а потом ещё раз — одна.
С тех пор я стала настоящей поклонницей этого купольного кинотеатра.

В воскресенье я вновь отправилась в Omniversum, чтобы посмотреть Mesmerica.
Это иммерсивное аудиовизуальное шоу, созданное американским художником и музыкантом Джеймсом Худом (James Hood).

Под звуки целительной музыки перед глазами разворачиваются мощные цифровые изображения.
Даже после окончания шоу у меня продолжала кружиться голова,
при этом ум оставался удивительно ясным,
а тело ещё хранило ощущение скорости визуального потока.
Казалось, будто я всё ещё нахожусь в другом измерении.
Мне было жаль, что всё закончилось.
Я подумала, что могла бы смотреть это вечно.

Людям, склонным к наркотической зависимости, стоило бы просто переехать в Den Haag.
Это и для тела, и для кошелька гораздо безопаснее,
а ощущения, возможно, схожие.
Интересно, что дороже — наркотики или билет в Omniversum?
Mesmerica стоила довольно дорого — около 27 евро.

Я заглянула на сайт, надеясь снова посмотреть,
но, к сожалению, всё было распродано.
Ну, это неудивительно.
Если появится ещё одна возможность, я обязательно пойду.

Если бы не расстояние до работы и безумно высокая аренда,
я бы, возможно, поселилась рядом с Omniversum и ходила туда каждую неделю.

По дороге назад я пошла за двумя-тремя людьми, вышедшими из Omniversum,
и обнаружила маленькую тропинку позади.
Было около шести тридцати, но всё ещё светло, как днём.
Я села на скамейку — люди быстро разошлись,
и стало очень тихо.
Хотя день был летний, вечернее солнце уже не пекло,
и я наслаждалась послевкусием от Mesmerica,
читая книгу.
Это была Рубака Идзо Рётаро Сиба.
Яркие мандалы Mesmerica и хладнокровный стиль Сибы удивительно переплелись,
и мне снова закружилась голова.

Когда я вернулась в центр города, там повсюду были люди в красной одежде.
— Почему сегодня так много людей в красном? — спросила я у Дзоро́ку.
Он объяснил, что это была акция протеста под названием Rode Lijn против событий в Газе.

В трамвае напротив меня сидела семья, по-видимому, палестинская:
трое детей, мать и отец.
Дети были в красных платьях и футболках, мать — в красном хиджабе,
отец — в традиционной одежде с красным узором.
Самая младшая девочка, лет трёх, крепко держала самодельный холст.
Когда мать попыталась его забрать, она не отпускала.
Потом девочка начала размахивать им и выкрикивать:
«Даа, ду, даа! Даа, ду, даа!» —
что-то вроде собственного лозунга.
Это было очаровательно.

На лицевой стороне холста — палестинский флаг в красном, зелёном и белом.
На обратной — надпись STOP GENOCIDE.
Они пришли всей семьёй, чтобы выступить против геноцида.
Если бы я была частью этой семьи,
я бы вспоминала этот день ещё долго.
Помнишь тот тихий, прекрасный день?
Мы все вместе надели красную одежду и вышли протестовать против бесчеловечности…

Это действительно был тихий и прекрасный день.

Где я...?

В конце прошлого года, когда я поехала в Японию,
я распродала горы маминых книг.

И вот, из одной из них выпал листочек бумаги.

Это было детское стихотворение, написанное Митио Мадо,
а переписано оно было рукой моей матери.
Я привезла его с собой в Нидерланды,
вставила в рамку и повесила на стену.

---

Медвежонок

Пришла весна
Открыл глаза медвежонок —
и задумался, чуть-чуть рассеянно.
Цветы цветут — это одуванчики, да,
Но кто же я?
Кто же я?

Пришла весна
Проснулся медвежонок
и медленно подошёл к реке.
Увидел в воде хорошее лицо
и сказал:
«Ах! Я — медведь.
Вот кто я».
Как это хорошо.

(перевод по мотивам оригинала Митио Мадо)

---

Недавно я отправила сообщение на мобильный телефон моей матери:
Мама, как ты?»

Хотя, по правде говоря, я не ожидала ответа.
В последнее время она, похоже, забыла, как отвечать на звонки,
и почти никогда не берёт трубку.
Так что я не думала, что она будет читать сообщения.

Это была просто проверка.
Сообщения, которые я отправляла другим, все возвращались с ошибками.
Мне нужен был адресат, которому можно было бы отправлять сообщения снова и снова —
и этим адресатом стал молчаливый телефон моей матери.

Но, к моему удивлению, пришёл ответ.

«Как обычно.»

Я обрадовалась.
Ответила:
«Ну, ничего, что ты отдыхаешь. Это хорошо.»
«А у меня на работе завал, каждый день тяжёлый.»

И тогда мама написала:

«Где я...?»

Я поняла —
такие моменты теперь будут случаться всё чаще.
Мама не будет знать, где она находится, будет чувствовать себя потерянной,
а я буду слишком далеко,
и не смогу протянуть ей руку.

Я назвала ей учреждение, в котором она находится,
и сказала:
«Это дом престарелых.»
Ответ был точный и правильный.

Но теперь, оглядываясь назад, я думаю —
лучше бы я сказала:
«Ты в тёмном лесу.»

Если бы это была прежняя мама,
она бы сразу поняла, что это цитата из Божественной комедии Данте.
Она всегда обожала такие, пусть и поверхностные, но остроумные чёрные шутки.
Сразу бы просияла лицом и засмеялась:
«Ну ты и даёшь!»

Мне действительно не стоило говорить: «дом престарелых».
В этом мире есть выражения, звучащие куда безнадёжнее, чем «тёмный лес».

В некотором смысле, она сейчас — медведь в спячке.
Но медведь остаётся медведем.
Пусть она и в тумане, и не помнит, кто она,
но её суть — то, что она медведь —
не изменилась ни на йоту.

Стоит лишь взглянуть на своё отражение в воде —
и она обязательно вспомнит.

Я хочу быть для неё этой водой.
Для меня мама всегда будет медведем с хорошим лицом.
Важно только одно —
чтобы я об этом не забывала.

И за эту мысль,
не совсем веру,
но что-то близкое к ней,
я цепляюсь,
с сердцем, которому хочется плакать.